Виктория БАРКОВА

Виктория БАРКОВА

(Берлин)

БОЕВОЙ ТАНКОВЫЙ ПРИЦЕЛ

Часть 1: Скороварка

Скороварка ворвалась в кухню нашей лефортовской общаги с приездом к Сане из Новосибирска кривоногой одноклассницы Ирки.

Общага Бауманки называлась лефортовской в честь расположенной напротив неё одноимённой тюрьмы, а Иркины ноги сферически загнулись от безответной любви к самому заядлому преферансисту богемно-общажной жизни. Сероглазый, бледный и развязный Сашка обладал холёными манерами безнадёжного лимитчика, что на фоне беспробудно пьющих товарищей позволяло ему абсолютно безо всяких усилий окучивать мечтательных студенток.

Девушки Саню кормили, баловали, хронически делали от него аборты и всё ему прощали. Особенно после того, как даже горделивая бакинка Зарема из 506-ой комнаты променяла на него свою первую идеальную любовь: дородного красавца москвича из чрезмерно благоустроенной семьи.

Подкармливаемая земляками, Земка не только кардинально меняла свою внешность и гардеробчик, но и ночами напролёт тушила для любимого Санечки домашнюю баклажанную икру, выпаривала на бараньих костях долму, раскачиваясь на высоченных каблучищах своими вызревшими, каспийскими прелестями. Сашка поначалу даже принялся чистить зубы. Но вскоре обнаглел и окабанел окончательно, инфантильно бродя по женской территории общаги в набитом окурками, цветастом туркменском халате с азербайджанского плеча.

Знатоки-второгодники пивного факультета поговаривали, что Саня был слишком подающим надежды математиком лишь до тех пор, пока его прохладных и гибких, как змейки, пальцев не коснулась первая карточная дама. Схлестнувшись с ним в карты, даже самые аферистичные корифеи понаделали долгов, которые он, кстати, никогда не требовал, за исключением безотказного правила снабжения сигаретами. Окутанный виртуозными колечками дыма, мраморно-бледный Санёк ставил рекорды по бессоннице и беспорядочному образу жизни, легко пробегая по самым сложным зачётам и экзаменам, как голодный клоп по пружинам железных студенческих коек.

Поначалу заинтригованная новосибирским самородком и его пристально-просчитывающим каждого взглядом, я вскоре натянула по самые уши скальп равнодушия, интуитивно развенчав его напыщенный образ тривиального эгоиста.

Однако мы с Саньком друг другу напряжённо симпатизировали, иронично сплочённые остолбеневшим недоумением ко всему происходящему на нашей навороченной планете, как-то поедание невыключенных лампочек или игру на пианино с одной клавишей.

Появление на арене общежития бесцветной Ирки всеми, кроме Заремы, было встречено бесконечным безразличием. Подумаешь, какой-то недолепленный комок из искривлённых ножек, прыщавого личика и неправильно-посаженных глазиков шустро сновал в обнимку с реактивной скороваркой от раковины к плите и далее по коридору вниз по лестнице в 202-ю Сашкину комнату. Раскидав дружков по приятелям, Сашка напропалую пользовал хлебосольную землячку на своей территории.

-Кривое никогда не станет прямым - приговаривал Саня по-сталински, угощая Иркиными борщами любого приблудного.

Чернобровая Зарема ржавела от ревности и сжигала кубометры колдовских свечек, проклиная всех, кто общался с Иркой.

Та, двужильная, в отличие от Земки-Заремки, не пыталась заклинить любимого на себе, а обкармливала, обстирывала, обглаживала всех запущенных друзей и спустя некоторое время стала незаменимой и нужной половине общаги.

Теперь Сашка метал пульку, будучи сытым, наглаженным, отскобленным, и впервые в жизни слегка порозовевшим.

Так чередовалось месяцами. Улетала Ирка, Санёк царапался в 506-ю к долме-баклажанам-таджикскому халату, а Зарема стриглась под коня и трясла тёткиными подвесками.. бленц, бленц, бленц... потом вкатывалась Ирка-скороварка-борщи...буль, буль, буль.

Пока обе не забеременели от Сашки наследницами пиковой дамы.

Тут и дипломный курс подоспел, плюс время холодное-преголодное: на прилавках статуя свободы консервированной кильке, да замороженные головы пожилой трески,а в витринах небоскрёбы из майонезно-горчичных банок.

Жили мы в общаге без обжорств, поэтому настырные выпускники сразу спешили в космонавты, не подозревая, что в момент первой же удачной посадки от расширения кобчика лопается мочевой пузырь, в невесомый зад вживляются верблюжьи колючки, а сытные питательные тюбики с акульими паштетами заменит лишь эвкалиптовая зубная паста и дамский крем для усов. Однако позитивным сдвигом просроченныx межконтинентальных залётов является именно синхронный запуск сексуального обжорства спутницы-супруги космонавта, удачно заземляемый тут же, в капсулохайтэхоборудованной комнате отдыха с кураторами центра управления полётом.

Если на женской кухне варился ароматный куриный супчик, то кто-то другой, с мужской зоны, шёл на запах и отвлекал хозяйку, а кто-то третий, улучив момент, выдирал прямо из кипятка левую куриную ножку, чтобы кто-то следующий -правую, плюс некто невидимый- крылышки, в результате зазевавшейся хозяйке доставалась лишь переваренная пупырчатая попка, да откукарекавшаяся мосластая шейка.

Из-за этой голодной приметы, в преддверии диплома, каждая комната женского этажа обзавелась мощной, бройлерно-убойной скороваркой.

В 505-ой комнате нас проживало четыре полу-девицы, а значит вдоль каждой из продольных стен притаились по 2 пружинные полати.

Первая, по ходу часовой стрелки, железная скрипучка принадлежала мужеподобной Надьке из подмосковного Ступино. Каждый вечер, намазав булочку за 3 копейки стекающим на заусенцы майонезом, Надька покрывала её толстенным слоем любительской колбасы, украшенной перламутровыми зрачками жира, и зверски пожирала резкими рывками. Колбаса продиралась между передними зубами, как сквозь мясорубку, и майонез гноем скапливался в уголках неугомонного рта. Кроме невынимаемой в процессе еды "памирины", Надька прочно не выговаривала буквы "Р","Л" и "Ц".

Плюсами уроженки Ступино была нежадность, нестервозность и составление отгадываний к научным кроссвордам с лютым выражением на лице.

Вторая кровать принадлежала Галке из Магнитогорска. У неё был острый гастрит, хронический гайморит, врождённая куриная слепота и прободное сучье вымя.

Именно она спасала мои курсовые в последнюю секунду, подобострастно питаясь неразделённой лесбийской любовью.

На койке номер три корчилась всепорочной бессонницей моя грудастая тушка.

Последнее, у самой двери, пружинное ложе принадлежало томной, волоокой Оленьке из Днепропетровска, умной, фигуристой и жадной. Так как её скрипучая подстилка располагалась ближе всего к двери, к Оленьке ночами по пятницам прокрадывался невыносимо кучерявый жених-еврей.

Сначала они лежали тихо и шептались, потом Ольга начинала сопеть,ей вдогонку сопел еврей, затем они сопели вместе, наконец, Оленька делала глубокий-преглубокий вздох опытной утопленницы, и, в затянувшемся финале этой оратории, в спёртой, прокуренной тишине перенаселённой комнаты раздавался трёхминутный оргазменный писк её избранника с постоянной московской пропиской.

В те дни, когда непослушного еврея выпасали дотошные родители, Оленька хрустела во тьме неколотыми орехами или головками молодого чеснока, которые доставала ночью под кроватью из заныканной от нас, её же товарок, деревенской посылки.

Справедливо будет наградить победным плевком блатных москвичей, поголовно вышедших из-под Мытищ , за высокомерное отношение к иногородним студентам, приведшее впоследствии к повальному заселению Кремлёвской общаги изворотливыми лимитчиками, хе-хе...

Итак, тема моего диплома называлась "Боевой танковый прицел".

Осмелюсь признаться, что улепетнула я в столичный вуз от карательного надзора маманьки-учительницы, чтобы тут же безоговорочно нырнуть на самое дно богемной жизни сугубо технического общепита. И если, в начале обучения, с горем пополам забавляясь теоремою Фуко, то на третьем курсе, с введением специальных предметов типа физической оптики - с одной семиэтажной формулой на всю доску, я мигом просекла роковую ошибку в выборе профессии и шулерски проныривала сквозь экзамены с помощью филигранно изготовленных шпаргалок.

Возврат к мамане через отчисление был страшнее неоперабельного разворота прямой кишки.

Жизнь в нафаршированной клопами, мышами, тараканами и мокрицами общаге приобретала просто таки вулканический накал. Половина пятого этажа шестиэтажного раздолбанного здания принадлежала далеко не самой, в местном разливе, красивой половине человечества.

Львиная доля прыщавых, косорылых и всеми недовольных чертёжниц заслуживала льготное право разогревать колченогие табуретки в нескончаемых конструкторских бюро с целью размещения несметного полчища старых дев.

-Ух, какой гудок наела!!-вот сакраментальная фраза пенсионного слесаря, а.к.а. единственного мужчины такой переспелой царицы.

Как белая ворона выделялась я среди сокурсниц своими замшевыми мини-юбками, курками выпирающих сосков и зашкаливающими гормональными фенями.

-Тань, трояк не займёшь до стипендии, жрать нечего... сразу же отдам.

-Есть, но не дам.

И аж волосы на Х-образных ногах вьются от бешенства, что её никто за танго не мацает.

Из шести, отведённых на дипломную работу месяцев, неотвратимо приближался последний, и я фригидно пыталась начать отдаваться ненавистному черчению.

Ночью снилась разъярённая педсоветами маман, почему-то в папикином лётном комбинезоне, с пачкой тетрадок салатового цвета подмышкой и тонким ремнём в нерасжатых пальцах:

-Завалила таки диплом ??? Ну всё, доигралась... никуда не пойдёшь, мой полы и пиши дальним родственникам бодрые письма. Сначала в Омск, потом в Томск..

Когда до сдачи диплома осталось недели две, пришлось опробовать девственную скороварку.

Закинула в неё пару костей-бульонок, залила водой и, не одолев инструкции по применению, закрутила шайбы массивной крышки.

Забылась-задумалась о чём-то о своём... порочном. . побрела вон из усыпанной вспотевшим мусором кухни... прошла умывальную с клумбами замоченных в цинковых тазиках ссаными колготками, развернулась назад у грядки с кишащими по периметрам унитазов червячками. Машинально тупо, что так мне характерно, решила снять пену с бульона и резко подняла крышку, находящуюся под давлением в 6 атмосфер.

Одновременно с вмятинами в потолке от удара сахарных костей, мою грудную клетку лизанул кипятком огнедышащий дьявол.

В шоке, содрав пёструю синтетическую маечку вместе с кожей, я увидела, как на моих сисях пульсируют веточки оголённых венок, а ороговевшие пузыри мертвеющей кожи сползают к основанию рёбер.

Боль слепо погнала меня вдоль длинного коридора в надежде охладить сквозняком обваренную мякоть.

Навстречу семенила Ирка с кошелкой покрытых комьями земли овощей.

Ахнула, заметалась, заскулила, подняла панику, вызвала скорую.

Сбежались, со страниц Чехова ненавистные мне, кровожадные зеваки и пригвоздили смертельными советами:

-Засыпай рану содой!!

-Смажь кожицу вазелином!!

Головорезы скорой помощи ввалились нетрезвыми через полтора часа

Общага же место недоходное..

-Что, студентики, опять что-то не то сожрали??

Всё время ожидания скорой помощи я дрыгала от боли полусогнутыми ногами на кровати в Сашкиной комнате, распахнутая дверь которой трещала под напором возбужденных бауманцев.

- Вика из 505-ой заживо сварилась!!

-Викачка! Тебе больно?? Молчит... наверное уснула..

-Может, пульку распишем?-сориентировал зевак неуёмный Саня.

К машине скорой меня, онемевшую, выносили на руках.

В Склифе безразличная скорняжка по- живому посдирала пинцетом лоскуты ороговевшей кожи и нахлобучила на меня военный стеганый бушлат мощного размера с завязками на спине

-Через месяц, если кожа нарастёт, снимем. В транспорте в час пик не ездить, ни к чему не прислоняться, спать только на спине, туловище не наклонять.

-А как же диплом, мне же 6 листов чертить!!

-Будешь вопросы задавать, студенточка, вообще всю кожу с задницы срежем и на декольте пересадим. Свободна! Езжай в свою общагу! Следующий!

Диплом чертить Сашка вызвался гордо и безоговорочно.

-Пятёрку не обещаю, но четвёрка гарантирована, только оттарабанишь наизусть пару абзацев и указкой тыцай строго по нумерации.

-Мне бы трояк, только трояк, лишь бы трояк..

-Сказал четвёрка, значит четвёрка. Я меньше не умею. .

Боль пытала раскаленными иголками в особенности по ночам и, казалось, что она только нарастает и нарастает, но никогда и никуда не исчезнет.

Я лежала на спине, в бушлате, и обречённо стонала, а рядом, при свете настольной лампы, в панцире из столбового дыма, чертыхался над чертежами неунывающий Саня.

-Опыт и мастерство не пропадает - цитировал тирана сибиряк-самородок.

В просторном зале дипломной комиссии за составленными буквой "П" столами расселись четыре профессора и шестёрка услужливых кандидатов наук.

Я, в бинтах и фронтовом бушлате, промаршировала деревянной походкой прямиком к кульману с чертежами.

Тишина гробовая.

Беру указку, тычу в испещрённый нераспознанными линиями-паутинками ватманский лист.

-Боевой танковый прицел. -

И провал. Забыла текст и контужено уставилась на членов комиссии.

По профессорской малине пронёсся шероховатый шепот:

-Что Э Т О??

И тут я начинаю визуально понимать, что стоит у кульмана напротив экзаменационной комиссии не привычная для улетевших одуванчиков семейства Ландау, законопослушная наследница гарема старых дев, а курносая, безбашенная блодинка в бронетанковом бушлате, с наглючим взглядом и басит грудным, замогильным голосом:

-Б О Е В О Й ТА Н К О В Ы Й П Р И Ц Е Л-

В глубине столов буквой "П" вновь послышались какие-то шорканья, затем тихий старческий голос взмолился:

-Девушка, вас ч е т в ё р к а устроит??

Ошпаренный мозг выцепил одну, заветную мечту:

-Нееет... Мне бы ТРОЯК...

-Хорошо. Идите, п о ж а л у й с т а.

-Тройка -ВАША.

Впервые в жизни Саня проиграл.

Часть 2: Базука

Восемнадцать старых дев и пузатый доцент Давид Суренович Бесфаков облепили меня в тесном конструкторском бюро оптико-механического завода вскоре после университетского распределения.

Тридцать шесть вязальных спиц звонко клацали по нетопленным батареям под аккомпанемент спаривающихся мух.

Пятьсот семьдесят шесть заточенных сплетнями зубов стирали в пыль крошки поделенного на всех тульского пряника.

Театр «Фаллопиевой Комедии» начинался в полседьмого утра с каторжной проходной, еле вмещающей двух разъярённых медведиц в погонах.

«Светлое будущее» щедро дубасило копировальщиц, штамповщиц,клепальщиц, готовя из каждой такелажницы и развальцовщицы убойщицу скота и водительницу аэросаней.

В законе была лишь приземистая Клавдия Еремеевна Ротозеева.

Испещрив за четверть века 25000 километров ватманской ткани, горгулья труда накопила, наконец, на цветной «Рубин», который взорвался через неделю во время сольника Бюль-Бюля Оглы. Подгыркивающую азербозу Еремеевну еле отпоили барбарисовыми киселями в заводском профилактории, после чего одарили пойманным на запретной территории завода вислоухим щеночком.

-Тося проголодалась!! Я на мойку за косточками, - пылесося тополиный пух полуметровым начёсом, спешила отовсюду к беспородной любимице счастливая чертёжница.

Только один- единственный раз крысомордая Тося сорвалась с поводка и скрылась в ближайшем овраге, и лишь чумовые рыки хозяйки вернули беглянку в монашескую хрущёвку.

Однако, вездесущее горе всё-таки не посчитало нужным обделить собой прыткую девственницу и её блудливую сучку. Вскоре собачка таки раздалась, округляясь, и в муках родила наследника, который, вымахав с пятикратный размер матери, запорол её насмерть при первой же случке. Кобелиный инцест происходил на глазах цепенеющей Еремеевны, от чего серое вещество Клавы тронулось с расчерченного места в бессрочную самоволку.

С сей поры ветеран труда не нуждалась ни в калькуляторе, ни в телевизоре, ни в каком -либо психотерапевтическом одолжении..

Убожество недостроенного коммунизма и его окрестностей воспринималось мною не иначе, как парадоксально-генетическая фантасмагория, разбавляемая серийными кражами ветераном соцтруда Мамукиным авансовой мелочи из моего тощего кошелёчка.

Габит Нагреевич пеленговался на месте преступления во время очередного субботника, а в понедельник на моём рабочем столе робко дрожала покаянная малява:

«Прости меня, Вика, я – Дурак!»

Три года отработки по распределению на закрытом заводе мерещились пожизненным приобщением к клану «Коммунальный Скотный Двор».

Актом «Протеста Яичников» лелеялось претворить в жизнь сцену повешения молодой специалистки в мужском туалете, пробегая мимо распахнутой двери которого, я быстро взрослела от вида несмытых в пастях унитазов личинок размером с полено.

Плюс-минус забрызганные до потолка горчичными веснушками стены мужского лепрозория провоцировали запрячь ивановских ткачих за бессмертный конвейер по пошиву дегазационных рыцарских памперсов.

Отрабатывать рокадные пути преждевременной эвакуации с душегубного предприятия я предпочитала во время воскресных прогулок на водном трамвайчике, с конечной остановкой «Речной вокзал», где в портовом буфете работала хромоногая красавица Любка. Дружба с ней завязалась ещё в лефортовской общаге, где Любка ловко обвешивала в местном буфетике голодных вундеркиндов. Скорешившись со мной, смешливая деваха хвасталась за литровыми бутылями тамбовского первача, как пичкает аспирантов разбавленным тыквенным соком, и предлагала снимать вскладчину,на двоих, отдельную квартиру.

В Банном переулке к нам тут же подкатил солидный мужчина со сложным перегаром, представился безработным полярником и предложил практически даром, но с годовой, разовой оплатой, двухкомнатную квартиру в Строгино.

Мы тут же помчались по знакомым, наскребли деньгами, вещами, долгами и полдничали уже в королевских условиях, весело перебрёхиваясь из раздельных комнат.

А вечером квартиру открыли свои ключом подлинные хозяева: кооперативный клоун, жена его-грузчица, тёща- повариха, болезный ребёнок и подольский кот с расстройством желудка.

Сначала тёща кинулась нас вышибать , потом клоун решил показать свежий фокус со спичками, враз поскользнулся и упал на занавеску, которая мигом загорелась, опалив кота, отчего заголосил неподмытый ребёнок.

В конце концов нам укоризненно позволили пожить месячишко в маленькой комнате.

Я моталась на завод, вечно опаздывая на первые автобусы и просаживая смешную зарплату на частников, а Любка устроилась в порт обвешивать рассеянных туристов.

В тот воскресный день напротив меня на плывущей скамейке водного трамвайчика расположился молодой, библиотечного вида, иностранец в светлом льняном костюме, с деревянной бабочкой на шее и металлическим дипломатом в левой руке.

- Мой имья Рольф, Франкфурт турист, тебья как диля??

Да как у тебя в сорок пятом,- подумалось, но спросила - другое:

- Ты левша??

- Шпасиба)), мочна я немношька пакушать??

- Пакушай, пакушай, хоть акцент твой прусский и имя твоё нерусское..

Фриц мигом раззявил на своих костлявых коленках портативную самобранку и, приступил к муравьиной сервировке. Батюшки, чего там только не было: и закуски и напитки, и специи, и зубочистки, и даже малюсенький пылесосик для крошек.

Ел, проигравший все войны, чисто и быстро, а вот сортировал объедки нудно и поминально, даже скрепочки из упаковок дотошно складировал.

Вот такие гоняли с планшетами на мотоциклетах, потом заразные прививки делали военнопленным, деда моего Данилу осколками в лёгких замордовали. Ну, а потом.. с обмотанными клешнями.. брели навстречу снежной пороше.. а сейчас такой чистенький, вражина, небось, и шпион ещё, раз не боится один по русским канавам шастать. УУУ, Немецкая гадина, навьючить бы его нашими, вечно партизанскими, проблемами - ссыкунка маменькиного..

Но что-то было в этом, оторванном от привычной действительности страннике, независимое от любых обстоятельств, какая-то внутренняя свобода и неперечёркнутое достоинство. Пусть будет.

Тем временем катер причалил к Речному вокзалу, я сонно побрела к Любкиному киоску, а фриц замаршировал следом, тщетно выискивая раздельные мусорные бачки для бумаги, целлофана и, непременно, для скрепок.

Возле киоска топтался развязный, потный увалень с оспинами на наглой роже:

- Любка, хряпни вялого, а то как зашлю тебе контрольную закупку- живо на Потьму укатишь булки растрясать, а то они у тебя свесились от загустевшей начинки, гыгыгы

- Какой же вы, Шурик, всё-таки язьвёнок, ну просто Шерлок Холмсик, даром, что родом из Барановичей!! Да вы бы почаще настоящих убийц и насильников ловили - вон сколько трупных подснежников с оттепелью проклюнулось.. и как только вас, холостого опера, висяки по ночам не преследуют??

- Так шла бы ты за меня, задастая, заодно и башли бы в одну кружку посыпались.

- Вот вам и пиво и хлебец, а мне кассу сдавать пора, закрываюсь.

Контуженный похмельем жлоб заграбастал взяткими клешнями громоздкий бутерброд с окороком и слепо кусанул его, заливая струю тёплого пива в раззявленную пасть.

Дальше всё произошло, мягко говоря, без изысканных манер: представьте себе любительское фигурное катание по асфальту шатуна-медведя , исполняющего заключительный тройной тулуп с петлёй на шее.

Ровно столько же, минуты три, корчился младший лейтенант охранительных органов Шурик Белоштан, пытаясь отхаркнуть настырную поросячью шкурку: багровел, хрипел, мычал, кривил глазами, пускал пузыри, показывал язык и, наконец, плашмя рухнул на раскалённый асфальт, распугав голубей и отколов буйным затылком кованое перильце городской скамейки.

Правая штанина его укороченных брюк предательски темнела, а на высунутый, сизый язык не спеша приземлился мохнатый шмель.

-Сдох, мерзость человеческая!! Свят, свят, свят, накажи его там как следует, иуду подлючного!!- возбуждённо выдохнула Любка

Фриц невозмутимо щёлкнул китайским фотиком.

К нам уже бежали слоноподобные сотрудники милиции.

-Инспектор уголовного розыска Лев Лаптев. Не двигаться! Ваши документы!

Фриц протянул аусвайс, а при мне был только блеск для губ и носовой платочек.

- Мы то тут причём?? Это ваш коллега выходной всем подпортил.

- Разговорчики! Валюта при себе имеется? Это кто с вами - настоящий немец или гэдээровец?? Вам, мадам, светят сразу 2 статьи: убийство сотрудника советской милиции и крупные валютные махинации. Пятнашка особого гарантирована.

- Лёвчик, да всё в порядке, это сестра моя из Покровки с новым женихом навестить меня приехала! А Шурик сам подавился, ему никто не помогал! - заверещала находчивая Любка.

- Так я и знал,- щербато ухмыльнулся ушлый опер

- ну да что теперь! И что ему в засаде не сиделось…штрафовал бы себе нарушителей общественного порядка, имея на лице улики справлявших в кустах нужды!! Ну да ладно, мы наградим его посмертно за гибель при исполнении, а вы - ко мне, как свидетели, и чтобы как штык в понедельник, с утра, по повесточке!

- А вы повесточки не продадите?? – мысль сачковать с завода пришла в голову машинально.

- Это через Любку, раз она сеструха ваша, разберёмся, в жизни нет непродажных вещей.

Вечером у нас, в чужой квартире, был немецкий гость и роскошные Любкины пельмени. Клоун накарябал на стене ещё одну красную галочку напротив чёрной, а это oзначaло, что в этот раз он был не проходным, а первым мужчиной для новой ассистентки. Жена клоуна опять вдрызг напилась с грузчиками. Тёща сожгла волосы перекисью водорода, а инфантильный ребёнок выкинул кота в мусоропровод.

Сытно ели, плотно выпивали, много смеялись, а перед десертом, из неплотно прикрытых антресолей, вдруг высунулся мой студенческий тубус с дипломными чертежами:

«Боевой танковый прицел» - соски мои тут же щекотливо вздрогнули, и немец с интересом дёрнулся:

- Што Э Т А ?

- БАЗУКА-БАЗУКА-БАЗУКА!! - зашлась я внеутробным хохотом.Тха-ха-ха!

Теперь уже фриц чуть не подавился пельменем.Через неделю к моему рабочему столу подлетел трясущийся Давид Суренович.- Там.. там.. звонок с заводского коммутатора.. консул немецкий на проводе.. тебя, Виктория Юрьевна (Бесфаков впервые назвал меня по имени-отчеству), приглашает в Германию Президент Вестфальского Охотничьего Клуба и интересуется, есть ли у Вас разрешение на ношение Б А З У К И...

оглавление

Архив номеров На главную