Архив номеров На главную

Сашенька НОВОЖИЛОВ

(Липецк)

РЕВОЛЮЦИОНЕГР(ы)

VOL. 1. ОКУРОК!

Утро с вечера жмурилось,

Словно рода

среднего шалава

Болотная хриплым

Легким отдала волю.

Жертва Механики

Сморена голодом,

Паникой,

С к р о м н о с т ь ю

Порвана,

Мучилась кашлем,

Бессоницей маялась.

Тобою в подвале

Кошка от крысы

Щенят захотела!

Вчера

Рысью

Летела

Планета.

Кожу на пальцах содрали

О банку с томатом -

Сегодня открыть

Пожелали новую

Пепельницу взглядом ехидным.

Плачьте,

Табаком

Нищие!

Губами желтыми чмокая,

Выше дымчатой

Крепости главный

Спичечно - грязный,

как Кижи возводят город.

Утром сегодня Ч е л о в е к –

Заняло место Папиросный

Исходное Всего лишь

П е п е л ь н и ц а - Окурок.

Город Сначала

Бычков в томате… Дымят

Тщетное мероприятие. Им,

Потом

Уже

Тушат,

Тушат.

VOL. 2. ДЕВОЧКА В КОРОБКЕ

# # #

Девочка в коробке шоколадных конфет

Под шляпкою кокетливо морщится,

Боится темноты и крестится

слева направо и снизу вверх,

путая от волнения стороны,

забывая, для чего молится,

вспоминая, от чего хочется,

и зачем прячется,

а когда испортится…

Первая ночь

Бессонная.

Скоро

Все улягутся,

А девочка

Корчится,

Настырно

Коготками

Царапается.

«Дурочка,

Схватят тебя

Крепко пальчиками,

Щелк,

И станешь ты великим праздником

Как масленица,

Сварожей племянницей,

Даждь - бога вечной любовницей

Песенкой аглицкой».

А пока ты еще катишься

Переворачиваешься,

Шоколадной крошкой,

Как снами,

Обсыпаешь себя,

и уже засыпаешь,

И липнешь к картонной кровати,

Потом и совсем прилипаешь,

и таешь,

и таешь.

2004

ВМЕСТО ДОЖДЯ

Вместо дождя лишь осколки стекла.

Зонты дырявые, головы израненные,

И не о чем поговорить, ведь все как пьяные,

Перебинтованные,

Опасные, страшные,

Безумные, незарифмованные,

Разъёбаные и разворованные,

Чужим поступком обездвиженные,

На старого обиженные.

«Пойди и возьми своё,

если сыщешь,

выше головы подпрыгнешь

и три раза через плечо свистнешь.

Да только олово из слов вытащи

и кинь в костер,

а иначе

выйдет,

как 100 дней назад вышло».

И прошлось по каждому двуглавой стервою,

пришлось отдать, что долго прятали,

расстались с лёгкостью;

взошло спокойствие,

и птицы сгинули, и тишина,

всё будто замерло;

все встали и погасли,

застыли,

и не с места,

а дождь сильней,

сильней, по головам,

трясутся губы,

шепчут какие-то стихотворения,

иль песни.

Но нет уж, сдали, как в ломбард

и не от голода, а так с привычки…

а дождь всё жгёт и жгёт,

а губы судорожно,

и не от слов уж точно -

рефлекс на импульс,

и никто не в силе взять и уползти,

а значит, что не всё потеряно,

хоть стёкла к нам с небес решили снизойти.

2004

VOL. 3. АНТИТЕЛО

ПУПСИКИ

Пупсик - странный человек,

Особенно, когда в трусиках

Или когда руки и ноги поменяют местами –

Далеко не убежишь

И близко не дохромаешь.

Пупсики все на одно лицо,

На лицо будущего президента

Похожи.

Задумчивых пупсиков часто кусают собаки,

Грызут головы и животы.

Пупсик любит хозяина.

Пупсик знает, что он занимательный

И сам никогда не сдвинется с места,

Только если жарко

Или пылесос притянет к щётке,

Пупсик боится щекотки –

Его прячут в ящик с игрушками,

Где он карябается о танки и машины.

У пупсиков нет прав категорий В, С и D

Пупсики - мотоциклисты по принуждению

(и по расположению пухлых ног).

Они поднимают руки только тогда,

Когда их раздевают,

А ни когда берут в плен.

У них всегда расставлены ноги,

А между ногами ничего нет.

А может, и в самом деле ничего нет!?!

Отсутствие – закономерно,

Присутствие – фантазия,

Чтобы заполнить пустоту.

Пустота – это всегда ново,

Особенно пустота в трусах.

Пупсиков ненавидели куклы фарфоровые

И солдатики с оловянными ногами.

Они фанатично желали им смерти,

Ведь сами крестились огнём.

Пупсики оглядывались по сторонам:

Не идёт ли за ними погоня.

Они были перемазаны тортом

И совсем не телесного цвета.

Позади шло факельное шествие,

И бензин разливался рекою.

Один пупсик расплавился заживо,

Другой – замертво,

Третий – остался без волос,

Четвёртый – потерял голос.

Они не могли играться друг с другом,

Но ими могли играть.

Горящий пупсик является причиной астмических заболеваний,

Если стоять над ним и слезливо вдыхать в лёгкие

Чёрную копоть смерти.

Но пупсиков много.

Пупсик бессмертен!!!

Странно дарить на день рождения ребёнку

Пупсика, бегущего от факельного шествия.

МУСКУЛАТУРА

Она, как дура: смотрела,

глядела, хотела.

Перила скрипели

От напряга.

Окно сзади –

В нём мускулатура

Ей приятно

И ей приятно

1) она хочет, чтобы связь была культурной

2) она жаждет, чтобы связь была развратной.

они знают, что это ненадолго

ну и ладно.

1) она называет её догом

2) она её – питбультерьером.

Одна слывёт доброй

Другая – нервной

И сильной:

У неё бугры на руках

У неё шары на плечах

У неё кубики на животе

Она всегда лежит на спине (а значит снизу).

У первой до сих пор не высохло

Она – сверху.

Выше – потолок с побелкой,

Падающей вниз крошкой мелкой.

«Это мелко», - говорит первая

и поднимается на перила.

Две тарелки достала другая

И к плоским грудям их прикрепила

(мускулатуры спереди мало)

слева – много

-Повернись задом!

-Ради Бога.

(и даже ради vogue’a повернулась задом).

Окно обведя взглядом

Горизонтальным режущим взглядом

И бескожим телом

Тоже.

Вздрогнула красной мышцей бедра,

Комары кусают – жара

Или она цепляет зубами

Волокно напрягшейся ягодицы,

И как в учебнике биологии

Одну руку заводя за голову

По негласной традиции

Стоит играет

Короткими, продолговатыми и долгими

Мышцами.

Она, как дура: пялилась

В книжку,

Хотела это тело.

Но призадумалась малость,

Забежала домой,

Зашла в ванну,

Помылась,

Обтёрлась,

Легла на кровать,

Накрылась шерстяным одеялом.

Первая осталась открытой в подъезде лежать.

Другая – за вечер устала,

Уснула под одеялом.

ЖАРА

В автобусе поднял руку

Из рукава женщина выглядывает

Просит: «передайте деньги кондуктору»

А у самой пот со лба капает

Прямо мне в рукав

Жара плюс тридцать

И ничего не поделаешь – давка

Кондуктор гавкает

Кислые лица стариков

И прыщавые тинэйджеры

Что-то чавкают.

От воспоминаний бога

Перешли к его матери

У меня в штанах вспотело немного

Ещё бы не вспотело

При температуре в тридцать один градус

Пахнет всё пахнет

А пах – нет.

Её мокрая грудь проскользнула

По моей небритой щеке

Она ойкнула

«ну как же вам, молодой человек,

не стыдно.

Я бы на вашем месте побрилась».

«А я бы на вашем месте протёр сиськи платком

я бы на вашем месте – завязал грудь узлом

на вашем месте теперь сидит ветеран труда

на вашем месте теперь царапины

от моей щетины».

Уже плюс тридцать два

Чувствую себя скотиной

В этом скотовозе

И она демонстративно поворачивается

Ко мне

Задом.

Злые мозоли отлетают

В носки

Спина чешется от нервов

Её зад, как её сиськи

Только на сиськах соски.

Три школьника,

Вошедшие на предыдущей остановки,

Дрейфят, но украдкой поглаживают её зад

При каждой автобусной встряски

За этим наблюдает ветеран труда

Целит маленькими поросячьими глазками

В диоптрии круглых кристальных

Очков

И шепчет в полубреду

белиберду:

«Жара, Ерунда

Пиздец, бля».

Я на это смотрю

И не только я.

Интересно, сколько глаз уткнулись в меня?

А? Сейчас?

Пока я считал и мысленно

Складывал тампексы в памперсы,

Оставленные под ближайшим местом,

Весьма заметно ко мне прижался карманник

Тем же местом, каким обычно прижимаются

В такой ситуации

Я даже испытал культурный шок

От такого прикосновения.

Я было представил

Что это

Ганс Христиан Андерсон

Пока его рука не залезла ко мне в ширинку.

Я вспомнил, что у меня

На теле нет ни одного кармана

А карманнику нужно было

Куда-то лезть.

Я был прижат пассажирами

Как побиваемый боксёр к канатам ринга.

Когда он закончил – мне захотелось есть

И я согласился с ветераном труда:

«Жара. Ерунда.

Пиздец, бля».

Уже плюс тридцать три.

О, мир, как никогда ты осязаем здесь

В автобусе!

Вся жизнь – битком.

У всех лоснятся лица

И полосы воды

На брюках, юбках и трусах

Меж ягодицами.

Этот трогательный момент

Завершится только на конечной

И мне – долгостоящему,

Ветеран труда уступает место.

Его отметины видны на кресле

И он выходит на свободу.

Вместо него вошло ещё народу

И я бы уступил кому – нибудь

Но не могу:

«Кому – нибудь»

Лобком прижалась

До плеча

И трётся, трётся.

Ещё на третьей остановки

В плечо то укусил комар

Не только чешется,

Но и хочется почесать самому

Хочу сказать: «пониже»

Но сверху на меня сок сельди

Капает солёной

Я открываю рот

А мозг готов сказать: «Апчхи!»

Её кто-то зовёт:

«Пойдём, Алёна,

на следующий нам выходить».

Она ушла

А я – чихнул

Мне выходить через одну

И вот людей всё меньше

Никто ни тронет

Ни прищемит

Ни поцелует

Ни прижмёт

Ни лапнет

И слов дурных не ляпнет

Кондуктор нее наступит на мозоль

А только вскрикнет громко:

«Блядь, вот это топка.

Жара. Пиздец. Плюс тридцать пять».

ВНЕЗАПНЫЙ СОН

Сон вылез внезапно

Из-под одеяла

Из-под воль

Нехотя

Жирными яйцами

Мне на рожу.

Нос вспотел

Щеки – тоже.

Веки быстро мерцали (так говорили свидетели).

Они пили

И меня случайно заметили.

Под веками что-то тряслось (так мне рассказывали).

Сёстры Пальцевы

Впали в панику.

Братья Pure

Охерели до безобразия

И швабрами растолкали меня в кровати

(так мне рассказывали обосравшиеся сёстры Пальцевы).

Я посылал их по матери

Причём обзывал: пидорасами и расистами

(потом долго объясняли в чём разница).

Хватал сестёр Пальцевых за сиськи,

Подключив, соответственно, ноги.

Удалял братьев Pure на две минуты

За игру высокоподнятыми

(после они объяснили, что это клюшки).

Так вот за это

Я их удалил по Фрейду,

И они отправились в шкаф.

«Уф, уф», - доносилось из шкафа.

«Аф, аф», - кто-то гнусавил.

Сёстры раскинулись на табуретках,

Из шкафа выползли

Дольчев и Габанов.

Они хотели орехов, но не отказались от бананов.

Я во сне обычно не храплю.

Из шкафа вышли

Братья, объеденные молью.

Держались за руки

(они же братья),

из карманов торчали

мыши, оставленные Дольчевым и Габановым,

последние и подтвердили, что я – не храплю.

Осуждали, что во сне делал много

Про-ти-во-ес-тес-твен-ных или на х…

Вещей.

Я не модельер

Я не делал вещей

Я спал крепким сном,

Как выебанный пионер.

И на протяжении этой истории

Мне снилась дорога,

За ней было поле,

На которых ни машин, ни людей

Ни людей, ни машин

Дорога и поле

Зелёное поле

За полем дорога

Нет, перед полем

И снова за полем

А где я стою?

За полем?

За дорогой?

Перед полем?

Я не знаю

Где дорога, города, родога, ладога, галда, олгда,

А где дорога перед-за полем,

По-над полем

Из-под дороги – поле.

Так верно:

Из-под дороги,

Как из-под одеяла

Сон мокрыми

Яйцами уселся на рожу.

И что это значит:

Дорога? Поле?

Кому это нужно?

Как сделать возможным?

И где взять ответ?

Нет.

Я пробуждаюсь.

Свидетели пьют, матерятся, икают.

И к ним эти сны приходят может?

Вряд ли, слышу

Всерьёз обсуждаю

Как над глазами дрожала кожа.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ПЬЕСА (БЫЛА)

Врач-патологоанатом

Написал замечательную пьесу

Утром после третьей сигареты

И немного в обед.

Врач был лысым,

С утра он думал о зубных протезах,

Его тошнило от плохо пережеванных котлет.

Пьеса носила имя «Страсти»,

Рабочее название «Скука» она имела

До очередного вскрытия трупа.

«Ну и дрянь!» - прыснул врач-патологоанатом.

Тело выглядело безобразно.

Тело было зарублено

И облузгано, как семечка.

«Опять без одежды!» - возмутился задумчивый врач.

Молодой ассистент привёл в порядок причёску.

Впервые он видел мёртвую голую.

Жена его сидела дома в декретном отпуске.

«Боишься?» - спросил врач – патологоанатом.

Ассистент представил свою жену

На месте этой женщины.

Страх спал,

И главный герой пьесы тоже спал.

Пока патологоанатом резал живот,

Действующее лицо грабило банк.

Патологоанатом и сам мечтал ограбить банк,

Но не мог, так как резал живот.

Врач отошёл и записал кое-что в блокнот.

Ассистент смотрел на труп с восхищением.

Врач увидел, что ассистент мягок

И решил облагородить главного героя:

«Дальше он двинулся в ресторан,

Чтобы прогулять награбленное».

«Печень повреждена», - установил ассистент

и поковырял в носу пальцем в резиновой перчатке.

Врач обратил внимание на лиловые кишки

И отметил, что герой должен объесться винограда.

Труп вскоре надоел врачу-патологоанатому

И он предложил ассистенту партию в шахматы:

Герой был бедным шахматистом

И резчиком шахматных фигур.

После рокировки патологоанатом

Вспомнил случай из детства,

Когда ребята подставили ему подножку.

«Теперь я врач!» - заключил патологоанатом

и объявил ассистенту мат.

Хотя мата не было,

Ассистент согласился.

Он был бильярдистом

И оттого часто причёсывался.

«Иди-ка ты домой, - сказал патологоанатом. –

Я сегодня доработаю один».

Ассистент не противился

И, потирая тонкие пальцы,

По - императорски скинул халат.

После обеда патологоанатом

Пообещал (непонятно кому,

может трупу)

Дописать пьесу до вечера.

Он курил

Курил

Курил,

Чернила шариковой ручки заканчивались.

Он пил чай

Пил

Пил.

Рабочее время подходило к концу.

«Точка», - выпалил в беспамятстве патологоанатом

и отключился.

Под головой было мягко,

А это главное для оси позвоночника.

Врач устал и спал,

Как с утра спал его герой,

И страх ассистента тоже спал.

Что он видел там?

Пьеса уже закончилась,

И фантом погиб сам собой.

Когда патологоанатом проснулся

(об этом он узнал,

подняв голову),

то за окном он не увидел ночи.

Окна были закрашены краской с 86 года.

По-прежнему горела настольная лампа.

«Ты ещё здесь?» - сказал патологоанатом,

поднимая голову из утробы трупа.

«Грешно быть одному. Грешно», - повторил он

и зашил мертвячку белыми нитками.

Три дня он не думал о пьесе,

А на четвёртый решил забрать рукопись

Домой.

На рабочем столе она отсутствовала.

«Где же?» - обеспокоился патологоанатом.

Нигде

«Точно!» - воскликнул он,

но было уже поздно.

Молодую алкоголичку

Похоронили на Новодевичьем кладбище.

Врач не грустил,

Не впал в отчаяние.

Ему было наплевать,

Ведь он избавился от фантома.

Главное

Очистился.

# # #

Её тело, как пресс, давит меня в кровати.

Я сейчас окажусь весь в пружинах.

Оттолкнуть не могу её – это Кати

Проповедует смену в разных режимах.

Её тело на ощупь холодно и скользко.

Это ветер с окна и пот мною облизанный.

Её прадед – высокий поэт Маяковский.

И мой тоже. Мы с нею по крови близкие.

Я вцеплюсь в её плечи

И кожу не замечу,

И мясо,

И кости

Оставлю ей для духовного роста.

Я выбрал Кати

Грудей ради.

Друзей взглядом обвёл –

Отрадно.

Грудей две –

И ладно,

Рук ведь тоже две.

Голова одна

И в неё не влезешь руками,

А только губами

Можно высосать с самого дна

То, что не знает о себе она.

А я знаю,

какой она хочет при свете казаться:

проехаться зайцем

по всем кроватям,

выдавая себя чьей-нибудь

дочерью.

Очень ей надо признаться,

Чтобы подольше остаться

И собирать очередь.

Но я буду первым на празднике жизни.

Ники и неймы спрячьте в штаны.

Кати – дитя мировых афоризмов,

Кати – свежие соки нужны.

Сильнее дави! Прижимай к кровати!

Моё тело застряло в пружинах.

Попу вздёрнула бедная Кати,

Отработала смену в разных режимах.

ПРУД

Проехал мальчик на велосипеде

Такой хороший

В ту сторону, где так шумит вода.

Я понял – рядом пруд.

Пруд поместился бы в ухе слона.

Лягушки спрятались,

Померкли лютики,

И крыса чёрная в кустах

Точила одуванчик.

Свои сиреневые трусики

Я привязал к плакучей иве,

И первый шаг мой

Вмял малька ротана в грязь.

Садовник, садовод и огородник –

Павлик – карлик, бабник и карманник

За всем этим следил.

Он ведра набирал

В потоке питьевой воды.

Чего он так уставился…

Быть может вспешке я не снял презерватив?

Нет, снял.

А Паша всё глядит.

Я мысленно послал ему сигнал:

«Давай, Павлуша, не зевай.

Иди к своим овечкам.

Нам нечего с тобой

Делить.

Нам некого с тобой топтать,

Нам некуда с тобой бежать».

И я по яйца в тине.

В пруду я вижу облака,

На небе вижу облака.

Наверх забраться не могу

И прыгаю по-топориному.

Холодная вода!

Ах, это небо! Ах, эти облака!

Сейчас бы бабу белую и барэль молока!

Ещё в детстве меня

Зом-би-ро-ва-ли:

«Не наступай на ракушку – порежешь ногу».

Я тогда дегустировал Олю,

Но не я, а она порезала ногу.

По-детски отсасывал из раны.

Взрослые говорили, что это неприлично,

Это не-пра-виль-но.

Тогда я просил показать как правильно

Отсасывать из раны.

Отвечали, что мне об этом знать рано.

Ну и хер с ними,

Добрая часть их уже сдохла,

Оля вышла замуж за товароведа,

Стала толстой и строгой.

Ни за что не искупается в этом пруду

Без своего муженька.

К берегу прибило мёртвого бобра.

Он не одинок,

Опарыши грызут его толстенный бок,

Как у Фрэкен Бок

Под Брейк энд Бит

Ветров и шума с берегов,

Но не Днепра, а пруда.

Не выйду я отсюда

Не накупавшись

И не захлебнувшись.

Не стоит забывать –

Вода всегда права.

В один прекрасный день

Я выброшу скелет

И буду прав на 100% (вместо восьмидесяти тех),

На телефоне 30 центов,

Его я тоже утоплю,

Как мальчика,

Колёса велика которого

Я с наслаждением кручу,

И еду по лугам зелёным

В оранжевые облака

Заката дня,

И думаю успеть попасть до

Перерыва.

И если вдруг усну на полпути я,

То обо мне напомнят поколеньям

Сиреневые трусики что на плакучей иве.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Твои руки – руки

Твои волосы – волосы

Твои бёдра – бёдра

Твои груди – груди

Твои ноги – ноги

И глаза твои – глаза.

Что сказать,

Ты вся такая,

Какую я и представлял.

Архив номеров На главную